годов, но его возвращение к союзу Бранденбурга и империи в 1686 году было частично мотивировано беспокойством по поводу жестоких преследований кальвинистов-гугенотов во Франции.77
Одним из способов демонстрации конфессиональной солидарности без риска вооруженного конфликта было предоставление убежища и других форм помощи преследуемым единоверцам в другом государстве. Самым известным примером такого рода жестовой политики стал Потсдамский эдикт 1685 года, которым курфюрст пригласил преследуемых французских кальвинистов поселиться на землях Бранденбурга-Пруссии. Это был ответ Фридриха Вильгельма на отмену французским королем прав, предоставленных гугенотам Нантским эдиктом (1598). В общей сложности на землях курфюрста поселилось около 20 000 французских беженцев-кальвинистов. Как правило, это были выходцы из бедных слоев реформатского населения - наиболее состоятельные выбирали более привлекательные в экономическом отношении страны, такие как Англия и Голландия. Их переселение поддерживалось (в отличие от Голландии и Британии) государственной помощью, дешевым жильем, налоговыми льготами, льготными кредитами и т. д. Поскольку Бранденбург, население которого все еще не оправилось от смертей Тридцатилетней войны, остро нуждался в квалифицированных и трудолюбивых иммигрантах, это был корыстный, но весьма эффективный жест. Он вызвал глубокое раздражение Людовика XIV78 (что, конечно, было частью его цели) и заслужил одобрение протестантов во всех немецких землях. В этом была интригующая диспропорция: из 200 000 с лишним гугенотов, бежавших из Франции от преследований, в прусских землях оказалась лишь десятая часть, и все же именно курфюрсту, как никому другому, удалось воспользоваться моментом для своей репутации. Помещенный в возвышенный, универсализирующий моральный регистр, эдикт (несколько ошибочно) с тех пор прославляется как один из великих памятников прусской традиции терпимости.
Политика религиозных прав", провозглашенная в Потсдаме, была настолько успешной, что стала своего рода фикцией в государственном устройстве Гогенцоллернов. В прокламации от апреля 1704 года Фридрих I в аналогичных выражениях заявил о своей решимости помогать преследуемым французским кальвинистам в княжестве Оранж, протестантском территориальном анклаве на юге Франции, на который Гогенцоллерны имели сильные наследственные права:79
В то время как ревность, которую мы питаем к славе Божьей и благу Его Церкви, заставила нас принять близко к сердцу печальное состояние, до которого наши бедные братья по вере доведены грубыми гонениями, которым провидение позволило свирепствовать во Франции несколько лет назад, и побудила нас принять их милосердно и с большими затратами в наших государствах, поэтому мы находим себя под еще большим обязательством проявить такое же милосердие к нашим собственным подданным, которые были вынуждены оставить наше княжество Оранж и все имущество, которым они владели там [... ], чтобы они могли найти убежище под Нашей защитой...80
Здесь было характерное сочетание высокопарной риторики с холодными корыстными интересами. Благотворительное предложение в прокламации сочеталось с претензиями на спорную территорию. Кроме того, в инструкции советникам, которым было поручено принимать беженцев, король настоятельно рекомендовал не содержать их в праздности, а как можно быстрее устроить на подходящую работу, "чтобы король мог получить прибыль от их устройства".81
Если логика конфессиональной солидарности могла иногда служить полезным дипломатическим инструментом на европейской сцене, то в контексте Священной Римской империи она была гораздо более действенной, поскольку здесь эффект конфессиональных распрей усиливался дуалистической структурой имперского диета. Статьи Вестфальского мира предусматривали, что, когда конфессиональные вопросы выносились на обсуждение диеты, они должны были обсуждаться на отдельных заседаниях двумя постоянными фракциями протестантских и католических представителей, corpus evangelicorum и corpus catholicorum. Цель этого механизма, известного как itio in partes или "разделение на части", заключалась в том, чтобы потенциально деликатные конфессиональные вопросы могли обсуждаться с обеих сторон без нежелательного вмешательства другой стороны. Однако его практическим результатом стало создание транстерриториального общественного форума для высказывания конфессиональных претензий, особенно для протестантов, которые в большей степени нуждались в корпоративной мобилизации, чем структурно доминирующие католики.
Эффектное вмешательство Фридриха Вильгельма I в конфликт, связанный с судьбой протестантского меньшинства в Зальцбурге, продемонстрировало, насколько полезным может быть этот механизм. В 1731 году открытие того, что в крутых долинах зальцбургских районов Пинцгау и Понгау проживает около 20 000 человек, называющих себя протестантами, встревожило католические власти и показало глубокую культурную пропасть, отделявшую город Зальцбург от его альпийской глубинки. Когда миссионерские экспедиции не смогли отучить крестьян от их ереси, архиепископ Антон Фирмиан решил добиться их изгнания. Это противостояние между богатой архиепископской администрацией и полуграмотным населением выносливых протестантских крестьян с холмов привлекло внимание протестантской фракции имперской диеты. Появились памфлеты и широкие газеты с аргументами в пользу фермеров. Католические власти Зальцбурга отвечали яростными контратаками. Обе стороны опубликовали отдельные документы, относящиеся к делу, и зальцбуржцы стали поводом для возмущения в протестантских землях Германии.
Одним из первых, кто осознал потенциал этого конфликта, был король Пруссии Фридрих Вильгельм I. Он отчаянно нуждался в крестьянах для малоосвоенной территории Прусской Литвы на восточных маршах герцогской Пруссии - области, которая едва начала оправляться от голода и моровой язвы 1709-10 годов. В то же время он стремился утвердить Бранденбург-Пруссию в качестве универсального гаранта прав протестантов - роль, которая неявно оспаривала претензии императора Габсбургов на роль нейтрального омбудсмена в конфессиональных спорах между государствами-членами и внутри них. Поэтому Фридрих Вильгельм предложил восстановить зальцбургских протестантов в своих землях.
Поначалу казалось, что план курфюрста вряд ли удастся. Архиепископ не собирался отпускать своих крестьян; он намеревался подавить волнение в Альпах военным путем - более того, он уже обратился к баварцам и императору с просьбой предоставить войска для выполнения этой задачи. Но на помощь курфюрсту вновь пришел конституционный механизм империи. Император Карл VI надеялся заручиться поддержкой рейхстага для принятия "прагматической санкции", которая подтвердила бы престолонаследие его дочери Марии Терезии на габсбургском троне после его смерти. Ему нужен был голос курфюрста в Берлине. Сцена была подготовлена для взаимовыгодной сделки: в обмен на поддержку Фридрихом Вильгельмом прагматической санкции император согласился оказать давление на архиепископа Зальцбургского, чтобы тот разрешил массовый переход его протестантских подданных в восточную герцогскую Пруссию.
С апреля по июль 1732 года двадцать шесть колонн зальцбургских семей, в каждой из которых было около 800 человек, отправились в долгий поход через Франконию и Саксонию в Пруссию, променяв травянистые склоны своего альпийского дома на равнинные земли прусской Литвы. Эмиграция сама по себе была сенсацией. Длинные вереницы зальцбуржцев, упорно продвигающихся на север через протестантские города и поселки в своем необычном альпийском снаряжении, производили на зрителей электризующее впечатление. Крестьяне и горожане приносили детям еду, одежду или подарки, другие бросали монеты из открытых окон. Многие вспоминали сынов Израиля на пути из Египта. Последовал поток конфессиональной пропаганды; книги и печатные издания рассказывали об изгнании, восхваляли стойкую веру эмигрантов и прославляли благочестивого прусского короля, чья
